Да́нте Алигье́ри (ит. Dante Alighieri) (1265— 13/14 сентября 1321) — итальянскій поэтъ, одинъ изъ основателей литературнаго итальянскаго языка. Создатель «Комедіи» (позднѣе получившей эпитетъ «Божественной», введённый Бокаччо), въ которой былъ данъ синтезъ позднесредневѣковой культуры.
Біографія.[]
1265 — рожденіе Данте
1274 — первая встрѣча съ Беатриче
1283 — вторая встрѣча съ Беатриче
1290 — смерть Беатриче
1295 — созданіе повѣсти «Новая жизнь» («Vita Nuova»)
1296/97 — первое упоминаніе о Данте какъ объ общественномъ дѣятелѣ
1298 — женитьба Данте на Джемме Донати
1300/01 — пріоръ Флоренціи
1302 — изгнанъ изъ Флоренціи
1304—1307 — «Пиръ»
1304—1306 — трактатъ «О народномъ красноречіи»
1306—1321 — созданіе «Божественной комедіи»
1308/09 — Парижъ
1310/11 — возвращеніе въ Италію
1315 — подтвержденіе изгнанія Данте и его сыновей изъ Флоренціи
1316—1317 — поселился въ Равеннѣ
1321 — какъ посолъ Равенны отправляетсяъ въ Венецію
Въ ночь съ 13 сентября на 14 сентября 1321 — умираетъ по дорогѣ въ Равенну
Изъ своихъ предковъ онъ поминаетъ лишь одного, Каччьягвиду; объ его отцѣ и матери ничего не извѣстно, какъ неизвѣстны обстоятельства его ранней юности; онъ самъ признаётъ своё первоначальное образованіе недостаточнымъ.
Въ 1274 году девятилетній мальчикъ залюбовался на майскомъ праздникѣ девочкой восьми лѣтъ, дочерью сосѣда, Беатриче Портинари — это его первое автобіографическое воспоминаніе. Онъ и преждѣ видѣлъ её, но впечатленіе именно этой встречи обновилось въ нёмъ, когда девять летъ спустя (въ 1283 году) онъ увидѣлъ её снова уже замужней женщиной и на этотъ разъ увлёкся ею. Беатриче становится на всю жизнь «владычицей его помысловъ», прекраснымъ символомъ того нравственно поднимающаго чувства, которое онъ продолжалъ лелеять въ ея образѣ, когда Беатриче уже умерла (въ 1290 году), а самъ онъ вступилъ въ одинъ изъ тѣхъ дѣловыхъ браковъ, браковъ по политическому разсчёту, какіе въ то время были приняты.
Семья Данте Алигьери держала сторону флорентійской партіи Черки, враждовавшей съ партіею Донати; Данте Алигьери женился (въ 1298 году) на Джемме Донати. Когда Данте Алигьери былъ изгнанъ изъ Флоренціи, Джемма осталась въ городѣ съ его дѣтьми, блюдя остатки отцовскаго достоянія.
Данте Алигьери слагалъ тогда свои пѣсни въ прославленіе Беатриче, свою «Божественную Комедію», и въ ней Джемма не упомянута ни словомъ. Въ послѣдніе годы онъ жилъ въ Равеннѣ; вокругъ него собрались его сыновья, Якопо и Пьетро, поэты, будущіе его комментаторы, и дочь Беатриче; только Джемма жила вдали отъ всей семьи. Боккаччо, одинъ изъ первыхъ біографовъ Данте Алигьери, обобщилъ всё это: будто Данте Алигьери женился по принужденію и уговорамъ и въ долгіе годы изгнанія ни разу не подумалъ вызвать къ себѣ жену. Беатриче определила тонъ его чувства, опытъ изгнанія — его общественные и политическіе взгляды и ихъ архаизмъ.
Первое актовое упоминаніе о Данте Алигьери какъ общественномъ дѣятелѣ относится къ 1296 и 1297 годамъ, уже въ 1300 или 1301 годахъ мы встрѣчаемъ его въ числѣ пріоровъ. Въ 1302 году онъ былъ изгнанъ вмѣстѣ со своей партіей и никогда болѣе не увидѣлъ Флоренціи.
Данте Алигьери, мыслитель и поэтъ, постоянно ищущій принципіальнаго основанія всему, что происходило въ нёмъ самомъ и вокругъ него, именно эта вдумчивость, жажда общихъ началъ, опредѣлённости, внутренней цѣльности не исключали, страстность души и безграничное воображеніе опредѣлила качества его поэзии, его стиля, образности и абстрактности.
Любовь къ Беатриче получала для него таинственный смыслъ; онъ наполнялъ ею каждый моментъ существованія. Въ 1295 году онъ слагаетъ повѣсть своей молодой, обновившей его любви: «Обновлённую жизнь» («Vita Nuova»). Смѣлые и граціозные, порой сознательно грубые образы фантазіи складываются въ его Комедіи въ опредѣлённый, строго разсчитанный рисунокъ. Позже Данте очутился въ водоворотѣ партій, умеѣтъ быть даже завзятымъ муниципалистомъ; но у него потребность уяснить для себя основные принципы политической дѣятельности — онъ пишетъ свой латинскій трактатъ «О монархіи» («De Monarchia»). Данное произведеніе — своеобразный апофеозъ гуманитарнаго императора, рядомъ съ которымъ онъ желалъ бы поставить столь же идеальное папство.
Годы изгнанія.[]
Памятникъ Данте 1865 г. Флоренція
Годы изгнанія были для Данте годами скитальчества. Уже въ ту пору онъ былъ лирическимъ поэтомъ среди тосканскихъ поэтовъ «новаго стиля» — Чино изъ Пистойи, Гвидо Кавальканти и др. Его «Vita Nuova» уже была написана; изгнаніе сдѣлало его болѣе серьёзнымъ и строгимъ. Онъ затѣваетъ свой «Пиръ», («Convivio»), аллегорически-схоластическій комментарій къ четырнадцати канцонамъ. Но «Convivio» такъ и не законченъ: написано было лишь введеніе и толкованіе къ трёмъ канцонамъ. Не конченъ, обрываясь на 14-й главѣ 2-й книги, и латинскій трактатъ о народномъ языкѣ, или краснорѣчіи («De vulgari eloquentia»).
Въ годы изгнанія создались постепенно и при тѣхъ же условіяхъ работы три кантики Божественной Комедіи. Время написанія каждой изъ нихъ можетъ быть опредѣлёно лишь приблизительно. Рай дописывался въ Равеннѣ, и нѣтъ ничего невѣроятнаго въ разсказѣ Боккаччо, что послѣ смерти Данте Алигьери его сыновья долгое время не могли доискаться тринадцати послѣднихъ пѣсенъ, пока, согласно легендѣ, Данте не приснился своему сыну Якопо и не подсказалъ, гдѣ онѣ лежатъ.
О судьбѣ Данте Алигьери очень мало фактическихъ свѣденій, слѣдъ его на протяженіи лѣтъ теряется. На первыхъ порахъ онъ нашёлъ пріютъ у властителя Вероны, Бартоломео делла Скала; пораженіе въ 1304 г. его партіи, пытавшейся силой добиться водворенія во Флоренцію, обрекло его на долгое странствованіе по Италіи. Позднѣе онъ прибылъ въ Болонью, въ Луниджьяне и Казентино, въ 1308-9 гг. очутился въ Парижѣ, гдѣ выступалъ съ честью на публичныхъ диспутахъ, обычныхъ въ университетахъ того времени. Именно въ Парижѣ Данте застала вѣсть, что императоръ Генрихъ VII собирается въ Италію. Идеальныя грёзы его «Монархіи» воскресли въ нёмъ съ новою силою; онъ вернулся въ Италію (вѣроятно, въ 1310-мъ либо въ началѣ 1311 года), чая ей обновленія, себѣ — возвращенія гражданскихъ правъ. Его «посланіе къ народамъ и правителямъ Италіи» полно этихъ надеждъ и восторженной увѣренности, однако, императоръ-идеалистъ внезапно скончался (1313), а 6 ноября 1315 г. Раньери ди Заккарія изъ Орвьетто, намѣстникъ короля Роберта во Флоренціи, подтвердилъ декретъ изгнанія въ отношеніи Данте Алигьери, его сыновей и многихъ другихъ, осудивъ ихъ на казнь, въ случаѣ, если они попадутся въ руки флорентійцевъ.
Надгробие Данте в Равенне
Съ 1316—17 г. онъ поселился въ Равеннѣ, куда его вызвалъ на покой синьоръ города, Гвидо да Полента. Здѣсь, въ кругу дѣтей, среди друзей и поклонниковъ, создавались пѣсни Рая. Лѣтомъ 1321 года Данте какъ посолъ правителя Равенны отправился въ Венецію для заключенія мира съ республикою Святого Марка. Возвращаясь дорогою между берегами Адріи и болотами По, Данте заболѣлъ маляріею и умеръ въ ночь съ 13 на 14 сентября 1321 года. Данте былъ похороненъ ъв Равеннѣ; великолѣпный мавзолей, который готовилъ ему Гвидо да Полента, не былъ воздвигнутъ за смертью последняго, а нынѣ сохранившаяся гробница относится къ болѣе позднему времени. Всѣмъ знакомый портретъ Данте Алигьери лишёнъ достовѣрности: Боккаччио изображаетъ его бородатымъ вместо легендарнаго гладко выбритаго, однако, въ общемъ его изображеніе отвѣчаетъ нашему традиціонному представленію: продолговатое лицо съ орлинымъ носомъ, большими глазами, широкими скулами и выдающейся нижнею губою; вѣчно грустный и сосредоточенно-задумчивый. Въ трактатѣ о «Монархіи» сказался Данте Алигьери-политикъ; для пониманія поэта и человѣка важнѣе всего знакомство съ его трилогиею «Vita Nuova», «Convivio» и «Divina Commedia».
Творчество.[]
Данте Алигьери былъ человѣкъ страго религіозный и не пережилъ тѣхъ острыхъ нравственныхъ и умственныхъ колебаній, отраженіе которыхъ видѣли въ Convivio; тѣмъ не менѣе за Convivio остаётся среднее въ хронологическомъ смыслѣ мѣсто въ развитіи дантовскаго сознанія, между Vita Nuova и Божественною Комедіей. Связію и объектомъ развитія является Беатриче, въ одно и то же время и чувство, и идея, и воспоминаніе, и принципъ, объединившіяся въ одномъ образѣ. Въ числѣ юношескихъ стихотвореній Данте Алигьери есть одинъ хорошенькій сонетъ къ его другу, Гвидо Кавальканти, выраженіе реальнаго, игриваго чувства, далёкаго отъ всякой трансцендентности. Беатриче названа уменьшительнымъ отъ своего имени: Биче. Она, очевидно, замужемъ, ибо съ титуломъ монна (мадонна) рядомъ съ нею упоминаются и двѣ другія красавицы, которыми увлекались и которыхъ воспѣвали друзья поэта, Гвидо Кавальканти и Лапо Джиянни: «хотелъ бы я, чтобы какимъ-нибудь волшебствомъ мы очутились, ты, и Лапо, и я, на кораблѣ, который шёлъ бы по всякому вѣтру, куда бы мы ни пожелали, не страшась ни бури, ни непогоды, и въ насъ постоянно росло бы желаніе быть вмѣстѣ. Хотѣлъ бы я, чтобы добрый волшебникъ посадилъ съ нами и монну Ванну (Джиованну), и монну Биче (Беатриче), и ту, которая стоитъ у насъ подъ номеромъ тридцатымъ, и мы бы вѣчно бесѣдовали о любви, и онѣ были бы довольны, а какъ, полагаю, довольны были бы мы!»
«Новая жизнь».[]
Но Данте Алигьери былъ способенъ къ другому, болѣе выспреннему чувству. Когда онъ выходилъ изъ игривого тона и вдумывался въ голосъ своего сердца, любовь казалась ему чѣмъ-то священнымъ, таинственнымъ, въ чёмъ плотскіе мотивы улетучивались до желанія лицезрѣть Беатриче, до жажды одного ея привѣта, до блаженства пѣть ей хвалы. Чувство настраивалось до крайностей одухотворенія, увлекая за собою и образъ милой: она уже не въ обществѣ весёлыхъ поэтовъ; постепенно одухотворяемая, она становится призракомъ, «молодою сестрою ангеловъ»; это Божій ангелъ, говорили о ней, когда она шла, вѣнчанная скромностію; её ждутъ на небѣ. «Ангелъ вѣщаетъ въ божественномъ провиденіи: Господи, свѣтъ не надивится дѣяниямъ души, сіяніе которой проникаетъ въ самое небо; и оно, ни въ чёмъ не знающее недостатка, кромѣ недостатка въ ней, проситъ её у Господа, всѣ святые молятъ о томъ Его милость, одно лишь Милосердіе защищаетъ нашу (людскую) долю». Господь, вѣдающій, что говоритъ о мадоннѣ (Беатриче), отвѣчаетъ такъ: «Милые мои, подождите спокойно, пусть ваша надежда пребываетъ пока, по моей волѣ, тамъ, гдѣ кто-то страшится её утратить, кто скажетъ грѣшникамъ въ аду: я видѣлъ надежду блаженныхъ». Это — отрывокъ одной канцоны изъ «Vita Nuova» (§ XIX), ещё не предвѣщающій Божественной Комедіи, но уже родственный ей по настроенію, по идеализаціи Беатриче.
Когда она умерла, Данте Алигьери былъ неутѣшенъ: она такъ долго питала его чувство, такъ сроднилась съ его лучшими сторонами. Онъ припоминаетъ исторію своей недолговѣчной любви; ея последніе идеалистическіе моменты, на которые смерть наложила свою печать, невольно заглушаютъ остальные: въ выборѣ лирическихъ пьесъ, навѣянныхъ въ разное время любовію къ Беатриче и дающихъ канву Обновлённой жизни, есть безотчётная преднамѣренность; всё реально-игривое устранено, какъ напримѣръ сонетъ о добромъ волшебникѣ; это не шло къ общему тону воспоминаній. «Обновлённая жизнь» состоитъ изъ нѣсколькихъ сонетовъ и канцонъ, перемежающихся короткимъ разсказомъ, какъ біографическою нитью. Въ этой біографіи нѣтъ казовыхъ фактовъ; зато каждое ощущеніе, каждая встрѣча съ Беатриче, ея улыбка, отказъ въ привѣтѣ — всё получаетъ серьёзное значеніе, надъ которымъ поэтъ задумывается, какъ надъ совершившейся надъ нимъ тайною; и не надъ нимъ однимъ, ибо Беатриче — вообще любовь, высокая, поднимающая. Послѣ первыхъ весеннихъ свиданий нить дѣйствительности начинаетъ теряться въ мірѣ чаяній и ожиданій, таинственныхъ соотвѣтствій чиселъ три и девять и вѣщихъ видѣній, настроенныхъ любовно и печально, какъ бы въ тревожномъ сознаніи, что всему этому быть недолго. Мысли о смерти, пришедшія ему во время болѣзни, невольно переносятъ его къ Беатриче; онъ закрылъ глаза и начинается бредъ: ему видятся женщины, онѣ идутъ съ распущенными волосами и говорятъ: и ты также умрёшь! Страшные образы шепчутъ: ты умеръ. Бредъ усиливается, уже Данте Алигьери не сознаётъ, гдѣ онъ: новыя видѣнія: женщины идутъ, убитыя горемъ и плачутъ; солнце померкло и показались звѣзды, блѣдныя, тусклыя: онѣ тоже проливаютъ слёзы; птицы падаютъ мёртвыми на лету, земля дрожитъ, кто-то проходитъ мимо и говоритъ: неужели ты ничего не знаешь? твоя милая покинула этотъ свѣтъ. Данте Алигьери плачетъ, ему представляется сонмъ ангеловъ, они несутся къ небу со словами: «Осанна въ вышнихъ»; передъ ними свѣтлое облачко. И въ то же время сердце подсказываетъ ему: твоя милая въ самомъ дѣлѣ скончалась. И ему кажется, что онъ идётъ поглядеть на неё; женщины покрываютъ её бѣлымъ покрываломъ; ея лицо спокойно, точно говоритъ: я сподобилась созерцать источникъ мира(?) (§ XXIII). Однажды Данте Алигьери принялся за канцону, въ которой хотѣлъ изобразить благотворное на него влияніе Беатриче. Принялся и, вѣроятно, не кончилъ, по крайней мѣрѣ онъ сообщаетъ изъ неё лишь отрывокъ (§ XXVIII): въ это время ему принесли вѣсть о смерти Беатриче, и слѣдующій параграфъ «Обновлённой жизни» начинается словами Иереміи (Плачъ I): «какъ одиноко стоитъ городъ нѣкогда многолюдный! Онъ сталъ, какъ вдова; великій между народами, князь надъ областями, сталъ данникомъ». Въ его аффектѣ утрата Беатриче кажется ему общественной; онъ оповѣщаетъ о ней именитыхъ людей Флоренціи и также начинаетъ словами Иереміи (§ XXXI). Въ годовщину ея смерти онъ сидитъ и рисуетъ на дощечкѣ: выходитъ фигура ангела (§ XXXV).
Прошёлъ ещё годъ: Данте тоскуетъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ ищетъ утѣшенія въ серьёзной работѣ мысли, вчитывается съ трудомъ въ Боэціево «Объ утѣшеніи философіи», слышитъ впервые, что Цицеронъ писалъ о томъ же въ своёмъ разсужденіи «О дружбѣ» (Convivio II, 13). Его горе настолько улеглось, что, когда одна молодая красивая дама взглянула на него съ участіемъ, соболѣзнуя ему, въ нёмъ проснулось какое-то новое, неясное чувство, полное компромиссовъ, со старымъ, ещё не забытымъ. Онъ начинаетъ увѣрять себя, что въ той красавицѣ пребываетъ та же любовь, которая заставляетъ его лить слёзы. Всякій разъ, когда она встречалась съ нимъ, она глядѣла на него такъ же, блѣднея, какъ бы подъ вліяніемъ любви; это напоминало ему Беатриче: ведь она была такая же блѣдная. Онъ чувствуетъ, что начинаетъ заглядываться на незнакомку и что, тогда какъ преждѣ ея состраданіе вызывало въ нёмъ слёзы, теперь онъ не плачетъ. И онъ спохватывается, коритъ себя за невѣрность сердца; ему больно и совѣстно. Беатриче явилась ему во снѣ, одетая такъ же, какъ въ тотъ первый разъ, когда онъ увидѣлъ ея ещё дѣвочкою. Это была пора года, когда паломники толпами проходили черезъ Флоренцію, направляясь въ Римъ на поклоненіе нерукотворному образу. Данте вернулся къ старой любви со всею страстностію мистическаго аффекта; онъ обращается къ паломникамъ: они идутъ задумавшись, можетъ быть о томъ, что покинули дома на родинѣ; по ихъ виду можно заключить, что они издалека. И должно быть — издалека: идутъ по незнаемому городу и не плачутъ, точно не вѣдаютъ причины общаго горя. «Если вы остановитесь и послушаете меня, то удалитесь въ слезахъ; такъ подсказываетъ мнѣ тоскующее сердце, Флоренція утратила свою Беатриче, и то, что можетъ о ней сказать человѣкъ, всякаго заставитъ заплакать» (§XLI). И «Обновлённая жизнь» кончается обѣщаніемъ поэта самому себѣ не говорить болѣе о ней, блаженной, пока онъ не въ состояніи будетъ сдѣлать это достойнымъ её образомъ. «Для этого я тружусь, насколько могу, — про то она знаетъ; и если Господь продлитъ мнѣ жизнь, я надѣюсь сказать о ней, чего ещё не было сказано ни объ одной женщинѣ, а затѣмъ да сподобитъ меня Богъ увидеть ту, преславную, которая нынѣ созерцаетъ ликъ Благословеннаго отъ вѣка».
«Пиръ».[]
Такъ высоко поднятымъ, чистымъ явилось у Данте его чувство къ Беатриче въ заключительныхъ мелодіяхъ «Обновлённой жизни», что какъ будто приготовляетъ опредѣленіе любви въ его «Пирѣ»: «это — духовное единеніе души съ любимымъ предметомъ (III, 2); любовь разумная, свойственная только человѣку (въ отличіе отъ другихъ сродныхъ аффектовъ); это — стремленіе къ истинѣ и добродѣтели» (III, 3). Не всѣ посвящены были въ это сокровенное пониманіе: для большинства Данте былъ просто амурнымъ поэтомъ, одѣвшимъ въ мистическіе краски обыкновенную земную страсть съ ея восторгами и паденіями; онъ же оказался невѣрнымъ дамѣ своего сердца, его могутъ упрекнуть въ непостоянствѣ (III, 1), и этотъ упрёкъ онъ ощущалъ, какъ тяжёлый укоръ, какъ позоръ (I, 1). Ему хотѣлось бы забыть мимолётную невѣрность сердца, возстановить для себя и для другихъ внутреннюю цѣльность — и онъ вноситъ поправку въ автобіографію, убѣждая себя, что невѣрность была только кажущаяся, перерыва не было; что та сострадательная красавица, которая видимо нарушала его чувство, въ сущности питала его: она не кто иная, какъ «прекраснѣйшая и цѣломудренная дщерь Владыки мира, та, которую Пиѳагоръ назвалъ Философіею» (II, 16). Философскія занятія Данте какъ разъ совпали съ періодомъ его скорби о Беатриче: онъ жилъ въ мірѣ отвлеченій и выражавшихъ ихъ аллегорическихъ образовъ; недаромъ сострадательная красавица вызываетъ въ нёмъ вопросъ — не въ ней ли та любовь, которая заставляетъ его страдать о Беатриче. Эта складка мыслей объясняетъ безсознательный процессъ, которымъ преобразилась реальная біографія Обновлённой жизни: мадонна Философіи приготовляла пути, возвращала къ видимо забытой Беатриче.
«Божественная комедія».[]
Когда на 30-мъ году («на половинѣ жизненнаго пути») вопросы практики обступили Данте съ ихъ разочарованіями и неизбежною изменою идеалу и онъ самъ очутился въ ихъ водоворотѣ, границы его самоанализа расширились, и вопросы общественной нравственности получили въ нёмъ мѣсто наряду съ вопросами личнаго преуспѣянія. Считаясь съ собою, онъ считается со своимъ обществомъ. Ему кажется, что всѣ плутаютъ въ сумрачномъ лѣсу заблужденій, какъ самъ онъ въ первой пѣсни «Божественной Комедіи», и всѣмъ загородили путь къ свѣту тѣ же символическиія звѣри: рысь — сладострастіе, левъ — гордыня, волчица — алчность. Послѣдняя въ особенности заполонила міръ; можетъ быть, явится когда-нибудь освободитель, святой, нестяжательный, который, какъ борзой пёсъ (Veltro), загонитъ её въ нѣдра ада; это будетъ спасеніемъ бѣдной Италіи. Но пути личнаго спасенія всѣмъ открыты; разумъ, самопознаніе, наука выводятъ человѣка къ разуменію истины, открываемой вѣрою, къ божественной благодати и любви.
Это та же формула, какъ и въ «Обновлённой жизни», исправленной миросозерцаніемъ Convivio. Беатриче уже готова была стать символомъ дѣятельной благодати; но разумъ, наука представятся теперь не въ схоластическомъ образѣ «мадонны Философіи», а въ образѣ Вергилія. Онъ водилъ своего Энея въ царство тѣней; теперь онъ будетъ руководителемъ Данте, пока ему, язычнику, дозволено идти, чтобы сдать его на руки поэта Стація, котораго въ средніе вѣка считали христианиномъ; тотъ поведётъ его къ Беатриче. Такъ къ блужданію въ тёмномъ лѣсу пристраивается хожденіе по трёмъ загробнымъ царствамъ. Связь между тѣмъ и другимъ мотивомъ нѣсколько внѣшняя, воспитательная: странствованія по обителямъ Ада, Чистилища и Рая — не выходъ изъ юдоли земныхъ заблужденій, а назиданіе примѣрами тѣхъ, которые нашли этотъ выходъ, либо не нашли его, или остановились на полпути. Въ иносказательномъ смыслѣ сюжетъ «Божественной Комедіи» — человѣкъ, поскольку, поступая праведно или неправедно въ силу своей свободной воли, онъ подлежитъ награждающему или карающему Правосудію; цѣль поэмы — «вывести людей изъ ихъ бѣдственнаго состоянія къ состоянію блаженства». Такъ говорится въ посланіи къ Канъ Гранде делла Скала, властителю Вероны, которому Данте будто бы посвятилъ послѣднюю часть своей комедии, толкуя ея дословный и сокровенный аллегорическій смыслъ. Посланіе это заподозрено какъ дантовское; но уже древнѣйшіе комментаторы комедіи, въ числѣ ихъ и сынъ Данте, пользовались имъ, хотя и не называя автора; такъ или иначе, но воззренѣя посланія сложились въ непосредственномъ соседствѣ съ Данте, въ кружкѣ близкихъ къ нему людей.
Загробныя видѣнія и хожденія — одинъ изъ любимыхъ сюжетовъ стараго апокрифа и средневѣковой легенды. Они таинственно настраивали фантазію, пугали и манили грубымъ реализмомъ мученій и однообразною роскошью райскихъ яствъ и сіяющихъ хороводовъ. Эта литература знакома Данте, но онъ читалъ Вергилія, вдумался въ аристотелевское распредѣленіе страстей, въ церковную лѣствицу грѣховъ и добродѣтелей — и его грѣшники, чающіе и блаженные, расположились въ стройной, логически продуманной системѣ; его психологическое чутьё подсказало ему соотвѣтствіе преступленія и праведнаго наказанія, поэтическій тактъ — реальные образы, далеко оставившіе за собой обветшалые образы легендарныхъ видѣній.
Весь загробный міръ очутился законченнымъ зданіемъ, архитектура котораго разсчитана во всѣхъ подробностяхъ, опредѣленія пространства и времени отличаются математическою и астрономическою точностью; имя Христа рифмуетъ только съ самимъ собой и не упоминается вовсе, равно какъ и имя Маріи, въ обители грѣшниковъ. Во всёмъ сознательная, таинственная символика, какъ и въ «Обновлённой жизни»; число три и его производное, девять, царитъ невозбранно: трёхстрочная строфа (терцина), три кантики Комедіи; за вычетомъ первой, вводной пѣсни на Адъ, Чистилище и Рай приходится по 33 пѣсни, и каждая изъ кантикъ кончается тѣмъ же словомъ: звѣзды (stelle); три символическихъ жены, три цвѣта, въ которые облечена Беатриче, три символическихъ звѣря, три пасти Люцифера и столько же грѣшниковъ, имъ пожираемыхъ; тройственное распредѣленіе Ада съ девятью кругами и т. д.; девять уступовъ Чистилища и девять небесныхъ сферъ. Всё это можетъ показаться мелочнымъ, если не вдуматься въ міросозерцание времени, в ярко-сознательную, до педантизма, черту дантовскаго міросозерцания; всё это можетъ остановить лишь внимательнаго читателя при связномъ чтеніи поэмы, и всё это соединяется съ другой, на этотъ разъ поэтической послѣдовательностію, которая заставляетъ насъ любоваться скульптурною определённостью Ада, живописными, сознательно блѣдными тонами Чистилища и геометрическими очертаниями Рая, переходящими въ гармонию небесъ.
Такъ преобразовалась схема загробныхъ хожденій въ рукахъ Данте, можетъ быть, единственнаго изъ средневѣковыхъ поэтовъ, овладевшаго готовымъ сюжетомъ не съ внѣшней литературною целью, а для выраженія своего личнаго содержанія. Онъ самъ заблудился на половинѣ жизненнаго пути; передъ нимъ, живымъ человѣком, не передъ духовидцемъ старой легенды, не передъ списателемъ(?) назидательнаго разсказа или пародистомъ фабльо, развернулись области Ада, Чистилища и Рая, которыя онъ населилъ не одними лишь традиціонными образами легенды, но и лицами живой современности и недавняго времени. Надъ ними онъ творитъ судъ, какой творилъ надъ собою съ высоты своихъ личныхъ и общественныхъ критеріевъ: отношеній знанія и вѣры, имперіи и папства; онъ казнитъ ихъ представителей, если они нѣверны его идеалу. Недовольный современностію, онъ ищетъ ей обновленія въ нравственныхъ и общественныхъ нормахъ прошлаго; въ этомъ смыслѣ онъ laudator temporis acti въ условіяхъ и отношеніяхъ жизни, которымъ Боккаччио подводитъ итогъ въ своёмъ Декамеронѣ: какіе-нибудь тридцать лѣтъ отдѣляютъ его отъ послѣднихъ пѣсенъ Божественной Комедіи. Но Данте нужны принципы; погляди на нихъ и ступай мимо! — говоритъ ему Вергилій, когда они проходятъ около людей, которые не оставили по себѣ памяти на землѣ, на которыхъ не взглянетъ Божественное Правосудіе и Милость, потому что они были малодушны, не принципиальны (Ад, III, 51). Какъ ни высоко настроено міросозерцаніе Данте, названіе «пѣвца правосудія», которое онъ даётъ себѣ (De Vulg. El. II, 2), было самообольщеніемъ: онъ хотѣлъ быть неумытнымъ судіёю, но страстность и партійность увлекали его, и его загробное царство полно несправедливо осуждённыхъ или возвеличенныхъ не въ мѣру. Боккаччио разсказываетъ о нёмъ, качая головой, какъ, бывало, в Равеннѣ онъ настолько выходилъ изъ себя, когда какая-нибудь женщина или ребёнокъ бранили гибеллиновъ, что готовъ былъ забросать ихъ камнями. Это, можетъ быть, анекдотъ, но в XIII-й пѣснѣ Ада Данте треплетъ за волосы предателя Бокку, чтобы дознаться его имени; обещаетъ другому подъ страшною клятвою («пусть угожу я в глубь адскаго ледника», Адъ XIII. 117) очистить его заледенѣвшіе глаза, и когда тотъ назвалъ себя, не исполняетъ обещанія съ сознательнымъ злорадствомъ (loc. cit. v. 150 и сл. Адъ VIII, 44 и сл.). Иной разъ поэтъ бралъ въ нёмъ перевѣсъ надъ носителемъ принципа, либо имъ овдадѣвали личныя воспоминанія, и принципъ былъ забытъ; лучшие цвѣты поэзіи Данте выросли въ минуты такого забвенія. Данте самъ видимо любуется грандіознымъ образомъ Капанея, молчаливо и угрюмо простёртаго подъ огненнымъ дождёмъ и въ своихъ мукахъ вызывающаго на бой Зевса (Ад, п. XIV). Данте покаралъ его за гордыню, Франческу и Паоло (Ад, V) — за грѣхъ сладострастія; но онъ окружилъ ихъ такой поэзіею, такъ глубоко взволнованъ ихъ повестію, что участіе граничитъ съ сочувствіемъ. Гордость и любовь — страсти, которыя онъ самъ признаётъ за собою, отъ которыхъ очищается, восходя по уступамъ Чистилищной горы къ Беатриче; она одухотворилась до символа, но въ ея упрёкахъ Данте среди земного рая чувствуется человѣческая нота «Обновлённой жизни» и невѣрность сердца, вызванная реальной красавицею, не Мадонной-философіей. И гордость не покинула его: естественно самосознаніе поэта и убѣждённаго мыслителя. «Послѣдуй своей звѣздѣ, и ты достигнешь славной цѣли», — говоритъ ему Брунетто Латини (Ад, XV, 55); «міръ будетъ внимать твоимъ вѣщаніямъ», — говоритъ ему Каччьягвида (Рай, XVII, 130 и слѣд.), и самъ онъ увѣряетъ себя, что его, отстранившагося отъ партій, они ещё позовутъ, ибо онъ будетъ имъ нуженъ (Ад, XV, 70).
Программа Божественной Комедіи охватывала всю жизнь и общіе вопросы знанія и давала на нихъ отвѣты: это — поэтическая энциклопедія средневѣковаго міросозѣрцанія. На этомъ пьедесталѣ выросъ образъ самого поэта, рано окружённый легендой, въ таинственномъ свѣтѣ его Комедіи, которую самъ онъ назвалъ священною поэмою, имѣя въ виду ея цѣли и задачи; названіе Божественной случайно и принадлежитъ позднѣйшему времени. Тотчасъ послѣ его смерти являются и комментаторы, и подражанія, спускающіяся до полународныхъ формъ «видѣній»; терцины комедіи распѣвали уже въ XIV в. на площадяхъ. Комедія эта — просто книга Данте, el Dante. Боккаччио открываетъ рядъ его публичныхъ истолкователей. Съ тѣхъ поръ его продолжаютъ читать и объяснять; поднятіе и паденіе итальянскаго народнаго самосознанія выражалось такими же колебаніями въ интересѣ, который Данте возбуждалъ въ литературѣ. Внѣ Италіи этотъ интересъ совпадалъ съ идеалистическими теченіями общества, но отвѣчалъ и цѣлямъ школьной эрудиціи, и субъективной критики, видѣвшей въ Комедіи всё, что ей угодно: въ имперіалистѣ Данте — что-то вродѣ карбонара, въ Данте-католикѣ — ересіарха, протестанта, человѣка, томившагося сомнѣніями. Новѣйшая экзегеза обѣщаетъ повернуть на единственно возможный путь, съ любовію обращаясь къ близкимъ къ Данте по времени комментаторамъ, жившимъ въ полосѣ его міросозерцанія или усвоившимъ его. Тамъ, гдѣ Данте — поэтъ, онъ доступенъ каждому; но поэтъ смѣшанъ въ нёмъ съ мыслителемъ, а онъ требуетъ прежде всего суда себѣ равныхъ, если мы хотимъ выдѣлить изъ дебрей схоластики и аллегоріи, изъ-подъ «покрова загадочныхъ стиховъ» скрытоевъ нихъ поэтическое содержаніе. Главные труды, выражающіе современное (на кон.XIX-нач.XXвв.) состояніе литературы о Данте: Bartoli, «Storia della letteratura italiana» (Флор., 1878 и слѣд., т. IV, V и VI); Scartazzini, «Prolegomeni della Divina Commedia» (Лпц., Брокгауз, 1890); его же, «Dante-Handbuch» (l. с., 1892, у Скартаццини богатая библіографія предмета со включеніемъ переводовъ дантовскихъ произведеній). Изъ біографій Данте, имѣющихся на русскомъ языкѣ, книга Вегеле (русскій пер. Алексѣя Веселовскаго, Москва) значительно устарела, хотя ещё можетъ служить въ извѣстной мѣрѣ къ характеристикѣ эпохи; недавній трудъ Симондса: «Данте, его время, его произведенія, его геній» (пер. съ англ. М. Корш., СПб., 1893) даётъ нѣсколько красивыхъ эстетическихъ оцѣнокъ, но свѣдѣнія автора въ средневѣковой литературѣ недостаточны и устарели, а въ вопросѣ о Данте далеко отстали отъ движенія современной науки.
Сочиненія.[]
- 1306—1321 Божественная комедія — Divina Commedia (ит.):
- Ад,
- Чистилище,
- Рай;
- 1304—1307 Convivio (ит.) Пиръ;
- 1304—1306 De vulgari eloquentia libri duo (лат.) О народномъ краснорѣчіи, трактатъ (Dubia);
- Egloghe (лат.) Эклоги;
- Epistulae (лат.) Посланія;
- Il fiore (ит.) Цветокъ, поэма изъ 232 сонетовъ, основанная на Романѣ о Розѣ (Roman de la Rose) фр. аллегорическій романъ XIII вѣка;
- 1310—1313 Monarchia (лат.) Монархія, трактатъ;
- Detto d’amore (ит.) Detto d’Amore поэма, также основанная на Романѣ о Розѣ (Roman de la Rose);
- Quaestio de aqua et de terra (лат.) Вопросъ о водѣ и землѣ. Dubia;
- 1295 Vita nuova (ит.) Новая жизнь;
- Rime (Canzoniere) (ит.) Стихи:
- Стихотворенія флорентійскаго періода:
- Сонеты,
- Канцоны,
- Баллаты и станцы;
- Стихотворенія написанныя въ изгнаніи:
- Сонеты,
- Канцоны,
- Стихи о каменной дамѣ;
- Письма;
- Данте Алигьери. Монархія;
- Данте Опера Омнибусъ.
Русскіе переводы.[]
- А. С. Норова, «Отрывокъ изъ 3-й пѣсни поэмы Адъ» («Сынъ Отечества», 1823, № 30);
- его же, «Предсказанія Данте» (изъ XVII пѣсни поэмы Рай;
- «Литературныя листы», 1824, Л" IV, 175);
- его же, «Графъ Угодинъ» («Новости литер.», 1825, кн. XII, июнь);
- «Адъ», пер. съ итал. Ф. Фанъ-Димъ (Е. В. Кологривова; СПб. 1842-48; прозой);
- «Ад», пер. съ итал. размѣромъ подлинника Д. Мина (М., 1856);
- Д. Мин, «Первая пѣснь Чистилища» ("Русск. вѣст., 1865, 9);
- В. А. Петрова, «Божественная комедія» (пер. съ итал. терцинами, СПб., 1871, 3-е изд. 1872; перев. только Адъ);
- Д. Минаевъ, «Божественная комедія» (Лпц. и СПб. 1874, 1875, 1876, 1879, перев. не съ подлинника, терцинами);
- «Адъ», пѣснь 3-я, перев. П. Вейнберга («Вѣстн. Евр.», 1875, № 5);
- «Паоло и Франческа» (Ад, дерев. А. Орлов, «Вѣстн. Евр.» 1875, № 8); «Божественная комедія» («Адъ», изложеніе С. Заруднаго, съ объясненіями и дополненіями, СПб., 1887);
- «Чистилище», перев. А. Соломона («Русское обозрѣніе», 1892 г., бѣлыми стихами, но въ формѣ терцинъ);
- Переводъ и пересказъ Vita Nuova въ книгѣ С., «Триумфы женщины» (СПб., 1892);
- М. Л. Лозинскій «Божественная комедія» (1946 Сталинская премія)
- Илюшинъ, Александръ Анатольевичъ. ("Божественная Комедия") (1995).